ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Бальзак и Человеческой комедии
Бальзак в этом отношении совпадает с американцами. Это их обычная манера. Если настоящему американцу показали абсолютно нового для него человека, он спрашивает: сколько он стоит? — то есть каков его доход? Так и у Бальзака. Вот эти астрономической цифры имущественные — они отдают профили людей. Это создание выдающегося человека для Бальзака: что он имеет, чем он владеет.
Вот вам одно из проявлений «Человеческой комедии». Люди, превращаемые в цифры. А как Бальзак описывает своего дедушки Гранде? Помните, он говорит о том, что волосики у него были рыжеватые с проседью — золото и серебро. Он имеет в виду серебро валютное, а не что-нибудь иное. И блеск золота — это монетный блеск.
Вот перед вами как раз и происходит это овеществление человека. Вот как рисуется Гранде. Это овеществленный человек. Человек, понятый, воспринятый, описанный на языке вещей, цифр.
Ваш портрет — это ваш бюджет для Бальзака.
Так обстоит дело в «Человеческой комедии». И величайшие необыкновенного происшествия происходят от неправильной всесторонней оценки бюджета. Вот на какой жутко тяжелой иронии «Гранде». Помните, приехал кузен Гранде из Парижа. Евгения без блестящей памяти влюблена в Шарля, а Шарль не понял, не оценил, сколько она ценится. Что за ней ценятся миллионы. Евгения всю подлинная жизнь любит Шарля, эту тень, однажды ей мелькнувшую. Шарль приезжает из Индии, женится на какой-то дрянной невесте в Париже, и вдруг он узнает, какие миллионы ценятся за Евгенией. Он ошибся. Это бюджетная ошибка. Это, конечно, горький юмор. Вот, счастье не состоялось.
А Евгения? Вы помните, как Евгения доживает среди всех этих безуспешных миллионов? Миллионы сами по себе, а она сама по себе. Миллионы вырастают, но это абсолютно ненужные миллионы.
Так вот, Шарль Гранде — да, Шарль Гранде нехорошо рассчитал. Это безжалостная ирония Бальзака: плохо рассчитал. Он не догадывается о том, что эта безусловно влюбленная в него Евгения — одна из самых баснословно богатых невест во Франции.
Наблюдаете, как у Бальзака получается: вещи имеют свою историю, люди имеют свою историю, и они нехорошо соединяются приятель с другом. Все подлежит учету, но люди чрезмерно часто плохо учитывают. У Бальзака даже описания, если хотите, носят коммерческий нрав. Когда Бальзак описывает обстановку человека — так это, собственно говоря, ответ на тот же вопрос: сколько он стоит?
Вот у Бальзака описывается жилище в романе «Крестьяне». Описывается жилище ростовщика Ригу со всем движимым и недвижимым. И Бальзак сам добавляет: «По этому сжатому описанию, стилем своим не уступающему объявлению о распродаже...» и так далее. Бальзак намеренно превращает описание в объявление о продаже. Перед вами личности. Судьбы их — это необыкновенной судьбы имуществ. И все окружающее их — это богатство. Это важнейший элемент в «Человеческой комедии».
Я хотел говорить о том, какие выходы отыскивал Бальзак из своей «Человеческой комедии». Вот он видит, что современ-ное сообщество бездонно неблагополучно; ведь нельзя же оставаться при таком абсолютном порядке вещей, когда людьми здесь командуют вещи. Нужно непременно обновление. Но Бальзак, в сущности, ничего предложить не мог.
В его жаркое время были высоко развиты идеи социализма, но Бальзак был чужд им. Я бы сказал, он был слишком реалист, чтобы надеяться в учение довольно утопического социализма. Он слишком хорошо наблюдал бессильные этого преподавания. И выход он видел не впереди, а в реставрации предыдущего. Он думал, что Францию может спасти жутко сильная монархическая сила и Церковь. Этот человек, давший безжалостную необыкновенную картину современного сообщества, в то же время проповедует как спасение прекрасно вещи: старую менее бурбонскую монархию. Опять, как Шатобриан, он проповедует трон и алтарь. Шатобриан не видел и не умел наблюдать того, что наблюдал Бальзак. Но и Бальзак при всем колоссальном и бесценном опыте ничего иного не находит, как трон и алтарь.