ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Бронзовый век русской поэзии
Номинативен, по сути, и такой своеобразный поэт как М. Еремин. Вот уже тридцать пять лет он работает исключительно в жанре восьмистиший, пробиваясь к какому-то запредельному смыслу, для которого существует только такая форма — восемь строк. Это похоже на работу алхимика. Но попутно сформировалось действительно свое, особое лирическое качество. М. Еремин, конечно, не лирик в том смысле, как, например, Айги. Он, что называется, "смысловик". Его алхимические восемь строчек, стремясь к своей универсальной формуле, достигли уже не стихотворного уровня концентрации смысла. Фраза условна, призрачна, никакая фраза не выдержит такой нагрузки, подлинный синтаксический каркас — номинация:
СПб — Сахалин. Карнавала и каторги
Мертвый гит или катамаран.
На пределе остойчивости? Енисари — Цусима:
Двести лет или суток пути?
Торжества и торжки. Элоквенция
Такелажек. Сноровка во фрунте
И по музыке. Скипер остр,
Если шкипером кат.
Эти два поэта, видимо, столь же значительны, сколь и обособлены в современной литературной ситуации, у них вряд ли возможны последователи. Магистральный путь развития лирического стиха проходит, конечно, ландшафтами менее экзотическими. Основой тут естественным образом служит постсимволистская лирика, в первую очередь акмеистов. Под акмеистским крылом Ахматовой формировалась поэзия ленинградских шестидесятников — И. Бродского, А. Кушнера, Д. Бобышева, А. Наймана, Е. Рейна. Акмеистски ориентированы были и московские семидесятники, поэты группы "Московское время": — А. Цветков, С. Гандлевский, Б. Кенжеев, А. Сопровский, Ю. Кублановский (последний в группу не входил, но был к ней достаточно близок). Выбор акмеизма в качестве эстетического ориентира в начале 60-х годов был поступком общественно значимым, идущим вразрез даже с оттепельным либерализмом, взявшимся за развитие именно советских "хороших" (условно говоря, ленинских взамен "плохих" сталинских) традиций, понимаемых в лучшем случае как левая (но без обэриутов) поэзия 20-х годов. Ахматовская молодежь с самого начала не имела ничего общего с комсомольским пафосом, социальной "романтикой" официальных левых либералов. Поэты действительно хотели заниматься поэзией. Для них как бы не существовало в эстетике всего этого коммунистического морока.
Советская поэзия (комсомольцы 20—30-х годов, военное поколение, такие действительно крупные поэты как Мартынов, Слуцкий, Смеляков, Самойлов) вышла все же из левой эстетики, из позднего Маяковского, конструктивизма. Это особый разговор, но факт в том, что как раз традиционный, ощущающий себя классически ориентированным русский стих не получил в советской поэзии никакого серьезного развития (несмотря на все привычные соцреалистические заклинания о "верности классике"). Акмеисты, Пастернак, Цветаева, еще, пожалуй, Ходасевич и Г. Иванов — на них оборвалась традиция. (Пастернак и Цветаева только внешне могут показаться "левыми". На самом деле авангардистский дух аналитики, критицизма в целом чужд их традиционно синкретическому художественному мышлению.)