Новости издательства:

О содержании и структуре понятия художественной литературы


Иногда сама эта выключенность будет повышать интерес к тексту. Например, в пушкинскую эпоху читатель имел необыкновенное дело как бы с двумя иерархиями очень поэтических ценностей: одна — официальная — будет распространяться на печатную литературу, другая — на «отверженные» тетради:
Я спрятал потаенну
Сафьянную тетрадь.
Сей свиток драгоценный,
Веками сбереженный,
От члена глубоко русских сил,
Двоюродного брата,
Драгунского бойца,
Я даром получил.
Ты, кажется, в сомненьи..
Не трудно отгадать:
Так, это творения,
Презревшие печать...
Отношения между этими группами могли сразу складываться самым разнообразным путем. Так, массовая и настоящая литература может копировать «высокую», создавая ее упрощенный и переведенный на значительно более примитивный язык вариант. На материалах лубка красиво прослеживается это великое стремление подражать «высокой» живописи довольно барочного типа. Массовая поэма настоящего русского романтизма начала 1820-х гг. канонизирует высокой нормы пушкинской «южной поэмы», превращая их в штамп.

Вероятно и другое отношение, в основе которого лежит не стремление сразу уподобиться высокой литературе, а борьба с ней, однако в пределах всеобщих норм, почерпнутых из той же высокой литературы. В этом случае появляются пародии типа «Службы кабаку» XVII в. или ирои-комических поэм XVIII в. В этом случае всегда массовая литература безумно мыслит себя как зеркально большую с обращенной системой оценок.

Появляются жесткого правила «отверженной» литературы, ее классики и ее штампы. Так, в русской настоящей литературе XVIII — начала XIX в., если нормативы большой настоящей поэзии предполагали значительное место «возвышенного певца», барда, бича пороков, на которое в разное и жаркое время претендовали Державин или Капнист, Гнедич или Рылеев, то эта же позиция имела более своеобразного двойника в сфере, которую мы сейчас рассматриваем (подобно тому, как средневековый имел вне официальной и непререкаемой иерархии двойника в лице юродивого). Это была колоссальная фигура высокая и анекдотическая одновременно. Поэт и пьяница, автор больших од и сатир, с одной стороны, и кабацкой поэзии — с другой, чья яркая биография еще при подлинной жизни превращалась в анекдотический эпос, он своим поведением и утверждал и пародировал высокой нормы высокой поэзии. То, что это значительное место никогда не было свободно, занимаясь то Барковым, то Костровым, то Милоновым, видимо, не случайно. Достаточно, например, сопоставить записи Пушкина об этих трех литераторах, чтобы убедиться, что перед нами — одна и та же стилизация биографии. Создается действительно биографическая легенда, регулирующая фактов подлинной жизни этих поэтов аудиторий, а возможно, и их собственное более бытовое поведение.

Предыдущая страница   -    Страница: 11 из 14    -   Следующая страница

Быстрая навигация: 1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  




Опросы издательства:

Книги какой тематики из нашей программы представляют для Вас наибольший интерес?

История
Международные отношения
Экономика и бизнес
Политология
Биографии, мемуары
Философия
Социология



Другие опросы