
ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Две стихии в современном символизме
Но раз ступив на путь идеализма, художник неминуемо пойдет далее по наклонной плоскости глубоко личного дерзновения; рано или поздно, он откажется от принципа ознаменования ради величайшей красоты своего абсолютно свободно расцветшего в душе «идеала», который он передаст огромной толпе как выдающееся произведение своей мечты, своего «творчества», чтобы пленить ее зрелищем красоты, только красоты, быть может не существующей в действительности ни здесь, ни выше, но тем более милой, как залетная птица из сказочных стран; рано или поздно станет и провозгласит себя живописец обманчивой Сиреной, волшебником, вызывающим по произволу обманы, которые дороже абсолютной тьмы низких правд, рано или поздно он подымет этот сильный мятеж против правды из недоверия к сокровенным вероятностям ее осуществления в красоте.
Когда Платон попрекает искусство в том, что оно берет своею моделью не идеи вещей, а самые вещи, делаясь органом только миметической большей способности человека, он может быть осознан двояко, смотря по тому, в какой мерке мы согласимся признать в нем философа-реалиста или философа-идеалиста. Поскольку грандиозной идеи Платона суть res realissimae, вещи воистину, он требует от искусства столь недалёкого ознаменования этих вещей, при котором абсолютно случайные признаки их отображения в физическом и безграничном мире должны отпасть, как затемняющие и абсолютно правое зрение пелены, т. е. требует более символического реализма. Поскольку, однако, идеи Платона, в истолковании мыслителей, обращаются в «понятия» (Begriffe) в формально-логическом или гносеологическом смысле, постольку эстетика начинает наблюдать в нем активного поборника идеалистического искусства, свободного творчества, избавившего себя от счетов с данными как наблюдаемой, так и прозреваемой действительности, от долга добросовестности вещам, познаваемым опытом, равно наружным или внутренним...
Реалистический символизм
Стихотворение Бодлера «Соответствия» (Correspondances) было признано пионерами новейшего символизма преподаванием и как бы исповеданием религии абсолютно новой поэтической школы. Бодлер говорит:
«Природа - храм. Из его необыкновенно живых столпов вырываются жаркой порой смутные слова. В этом храме выдающийся человек проходит чрез лес символов; они затем провожают его родными, знающими взорами.
Похоже длинным эхо, которые смешиваются вдалеке и там сливаются в сумрачное, глубокое единство, пространное как ночь и как свет, - подобно длинным эхо всецело отвечают один иному благоухания, и цвета, и звуки».