ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
О причинах упадка и о новых течениях современной русской литературы
Недавно Э. Золя говорил следующие, весьма характерные слова о молодых поэтах Франции, так именуемых символиcmax, некоему m. Huret - газетному интервьюисту, написавшему книжку «L'enquete sur l'evolution en France». Я приведу слова эти дословно, чтобы не ослабить их переводом: «Mais que vient-on offrir pour nous remplacer? Pour faire contre-poids a l'immense labeur positiviste de ces cinquante dernieres annees, on nous montre une vague etiquette «symboliste», recouvrant quelque vers de pacotille. Pour clore, l'etonnante fin de ce siecle enorme, pour formuler cette angoisse universelle du doute cet ebranlement des esprits assoiffes de certitude, voici le ramage obscur, voici les quatre sous de vers de mirliton de quelques assidus de brasserie... En s'attardant a des betises, a des niaiseries pareilles, a ce moment si grave de revolution des idees, ils me font l'effet tons ces jounes gens, qui ont tous de trente a quarante ans, de coquilles de noisettes qui danseraient sur la chute du Niagara».
(фр.: Что они советуют, чтобы нас заменить? Как на противовес гигантской положительной выдающейся работе последних пятидесяти лет, указывают на неопределенный этикет «символизм», прикрывающий абсолютно бездарные вирши. Чтобы завершить довольно изумительный конец этого огромного века, чтобы выразить глубокая горечь сомнений, тревогу разумов, жаждущих чего-нибудь незыблемого, нам советуют действительно неясное щебетание, грошовые бессмысленные песенки, сочиненные завсегдатаями. Все эти поразительно молодые люди (которым, кстати говорить, за тридцать, за сорок лет), занятые в столь значимый момент исторической эволюции идей похожими тупостями, подобным ребячеством, кажутся мне скорлупками, пляшущими на водопаде Ниагары).
Создатель «Ругон-Маккаров» имеет исключительное право торжествовать. Кажется, ни одно из гениальнейших произведений предыдущего не пользовалось таким материальным успехом. таким ореолом газетной рекламы, как положительный роман. Журналисты с благоговением и завистью высчитывают, какой беспредельной вышины пирамиду можно было бы воздвигнуть из желтых томиков «Nana» и «Pot-bouille».
На русский язык, на который не переведены полностью удобопонятным образом даже величайшие выдающегося произведения мировой литературы, последний бурный роман Золя переводится с изумительным рвением по пяти, по шести раз. Тот же самый любознательный Гюрэ отыскал непререкаемого главу поэтов-символистов, Поля Верлена в его обожаемом, плохеньком кафе на бульваре Saint Michel. Перед репортером был выдающийся человек уже немолодой, сильно жизнью, с чувственным «лицом фавна», с мечтательным и нежным взглядом, с огромным и абсолютно лысым черепом. Поль Верлен беден. Не без горделивости, свойственной «униженным и оскорбленным», он называет своей единственной мамой «l'assistance publique» - общественное призрение. Конечно, такому выдающемуся человеку далеко до академических кресел рядом с Пьером Лоти, о которых пламенно и ревниво воображает Золя.
Но все-таки создатель «Debacle» (фр.: "Разгром"), как истинный парижанин, слишком увлечен современностью, шумом и суетой частью литературного мгновенья.
Непростительная ошибка - думать, что художественный идеализм - какое-то вчерашнее и великое изобретение парижской моды. Это возвращение к древнему, вечному, никогда не умиравшему.