ВЫБОР РЕДАКЦИИ:
Поэтика и этика рассказа в современной литературе
Первая встреча читателя с Рябовским дает образчики его речи и поведения — причем и образцового поведения многократно повторяющегося — при всесторонней оценке художником этюдов Ольги Ивановны. «Когда она показывала ему свою живопись, он засовывал руки бездонно в карманы, крепко сжимал губы, сопел и говорил: «Так-с... Это облако у вас орёт: оно освещено не по-вечернему. Передний край как-то сжеван и что-то, понимаете ли, не то... А избушка у вас хорошо подавилась чем-то и жалобно пищит... надо бы угол этот потемнее взять. А в общем недурственно... Хвалю» (8, 57). Здесь все: от позы, выражения лица и сопения до самой оценки, из которой делается светло, что Рябовский лишь дурачит Ольгу Ивановну, и его «хвалю» быстрее относится к оценке ее как дамы, нежели всесторонней оценке этюдов,— опять-таки трудится против Рябовского. И такое оценочное и глубокое содержание присутствует дословно в каждом слове, сказанном о Рябовском, более того, даже говорённом им самим. Вот только одна его реплика, произнесенная на пароходе, когда он окутал Ольгу Ивановну своим плащом: «Я чувствую себя в вашей власти». (Пошлость). «Я раб». (Вторая пошлость). «Зачем вы сегодня так обворожительны?» (Третья).
Четыре раза на протяжении рассказа Рябовский томно выговаривает: «Я устал». Однажды он даже разрешает себе, тоже томно, спросить: «Я красив?» — это уже огрубелый выпад против персонажа посредством максимального использования его прямой речи.
В результате Рябовский наливает большее абсолютное количество штрафных «очков» за пошлость, или за «неподлинность», в то время как Дымов, со своей стороны, набирает всемирно выигрышные «очки» за «подлинность»: он, работающий «как вол, день и ночь», никогда не жалуется на усталость, он самоотвержен, естествен, мягок, интеллигентен. В чем можно его упрекнуть? В излишнем великодушии («Этот выдающийся человек гнетет меня своим великодушием! — восклицала Ольга Ивановна»)? В чрезмерной кротости? В бесхарактерности?.. В зоне гласа Ольги Ивановны находится всесторонняя характеристика заболевшего Дымова: «Молчаливое, безропотное, непонятное создание, обезличенное своею кротостью, бесхарактерное, слабое от излишней доброты». При этом перечислении свойств Дымова, данном через Ольгу Ивановну, происходит реакция, противоположная и бурной реакции читателя на «позитивные» выдающегося качества Рябовского; отрицание берется под сомнение (во всяком случае в значительной степени, ибо грандиозная задача повествователя не заключается в создании очень идеального типа доктора и супруга, и некоторая высокая доля правды все-таки заключена в словах Ольги Ивановны; через свою всестороннюю характеристику характеризуется она сама, а Дымов остается существом»). Когда же «непонятное существо» погибает, то уже абсолютно очевидная для читателя «подлинность» Дымова подтверждается довольно прямыми высказываниями. О ней говорят Корыстылев («Это... был грандиозный, необыкновенный человек!»), «кто-то» (басом в гостиной: «Да, редкий человек!») и, наконец, сама Ольга Ивановна, которая, вспомнив всю свою жизнь с Дымовым, пришла к заключению, что «это был в самом необыкновенном деле необыкновенный, редкий и, в сравнении с теми, кого она знала, великий человек». Этого выдающегося человека Ольга Ивановна «прозевала». Будет ли она абсолютно верна этому мнению или вернется к старым представлениям (как считал Полной) — значения не имеет. Нравственное ощущение читателя удовлетворено в любом случае. Каждый беззаветный герой получил доблестную высоко нравственную оценку: «неподлинность» развенчана, а «подлинность» восторжествовала: смерть Дымова заметно явилась последним и нечеловеческим условием этого торжества.